Завороженные - Страница 52

Подобный экстравагантный способ давать о себе знать действие возымел моментально: открылась дверь, показался высокий мужчина в бархатной домашней одежде наподобие роскошного халата. За его спиной маячило запахнувшееся в кисейный пеньюар очаровательное белокурое создание со вздернутым носиком и глупыми глазищами.

— Так это ты и есть, коварная разлучница! — незамедлительно воскликнула Элвиг. — Это ты разбила счастье всей моей жизни? Скоро и до тебя доберусь… — она наполовину выдвинула сверкающий клинок и громко швырнула его в ножны.

Это прозвучало невероятно фальшиво, в худшем стиле бездарного провинциального театрика, но белобрысая приняла все всерьез и, громко пискнув от ужаса, захлопнула дверь спальни.

— Напрасно вы так, благородная Элвиг, — укоризненно, совершенно спокойно сказал мужчина. — Она, чего доброго, поверит, и моя самая лирическая любовная история придет к концу…

— Переживете, Сторри, — отрезала Элвиг. — У вас этих историй превеликое множество, и все лирические настолько, что слезы умиления ручьем текут… Что вы на меня так смотрите?

Мужчина укоризненно покачивал головой. Прозвище он получил не зря — был и в самом деле красив той резкой, пошлой, фатовской красотой, которую мужчины недолюбливают, а вот женщины, даже умные, склонны от таких повес терять голову. Глаза, впрочем, были не беззаботные, а настороженно-цепкие.

— Я удручен, госпожа моя, — сказал Красавчик Сторри тоном почтенного дядюшки. — Девица из столь благородной семьи пользуется воровской «куриной лапой»…

— Я? — изумленно вскинула брови Элвиг. — Да что вы такое говорите? Вы просто забыли запереть дверь на ключ… надо полагать, себя не помня от лирических чувств?

— Ну, будь по-вашему… Чему обязан столь ранним и бесцеремонным визитом? — он кольнул поручика пытливым взглядом: — Простите, дарет, не имею чести…

— Служба, — кратко ответила Элвиг.

— Помилуйте, я-то чем мог вызвать ваш интерес?

— А вы не знаете?

— Помилуйте, откуда? Я человек законопослушный до уныния…

— Да? — прищурилась Элвиг. — Мы вчера вечером беседовали с мастером Балари, и он рассказал о вас много интересного…

— Вздор, — сказал Сторри. — Клевета. Старческий маразм. Пьяная болтовня.

— И вы вот так, заранее?

— А что тут удивительного? — пожал плечами Сторри. — Мастер Балари если что и несет, так только вышеохарактеризованное мною… Жалкий, выживший из ума клоун…

— Значит, вы не приводили к нему двух молодых людей благородного сословия? Нездешних? Чьи глаза выглядели так, как у моего спутника?

— Не припоминаю.

— Сторри, не разочаровывайте меня, — поморщилась Элвиг. — Вы же никогда не были дураком. Они исчезли, понятно вам? А поскольку это были члены заграничного посольства и гости императора… Вы прекрасно понимаете, какая заварится кутерьма. Рано или поздно непременно найдется кто-то, кто видел вас с ними, и тогда обернется вовсе уж скверно.

— Но помилуйте, в чем я-то виноват?

— Балари продал им старинную карту, на которой обозначен Черный Город. Человеку вашего рода занятий надо объяснять, что это значит с точки зрения закона?

— Но это Балари им продал, а не я. Я-то им ничего подобного не предлагал. Или кто-то утверждает иначе? Я попросту порекомендовал им знакомую мне антикварную лавку, когда эти молодые люди стали интересоваться подобными заведениями. А что там у них за торговля была с Балари, представления не имею. Вы даже в недонесении не можете меня обвинить. Повторяю, я только привел их в лавку, а что было дальше, представления не имею. У вас есть показания, опровергающие мои слова?

Не то чтобы он ухмылялся во весь рот — он для такого был слишком умен, — но стоял, скрестив руки на груди, глядя с видом абсолютно уверенного в себе человека, имевшего то ли на руках, то ли в рукаве все козыри. Элвиг задумчиво произнесла:

— Даже если я вас арестую, вы вывернетесь…

Красавчик мягко поправил:

— Я бы выразился иначе: смогу доказать свою невиновность. Даже при том, кто были эти молодые люди и какое значение вы придаете этой истории… У нас есть законы, госпожа моя. Его величество не терпит произвола. И уж безусловно, сам он, великий и светлый, ни за что не поручил бы кому бы то ни было действовать в обход законов… Или вы имеете дерзость думать иначе?

Элвиг покрутила головой с некоторым даже уважением:

— Знала, что вы прохвост, Красавчик…

— Я бы себя охарактеризовал чуточку иначе: человек, соблюдающий законы империи и искренне верящий в их незыблемость, а также в величие императора, ничуть не похожего на иных древних тиранов… У вас есть ко мне еще какие-то дела?

— Ну конечно, — спокойно сказала Элвиг. — Я, с вашего позволения, попробую немного пофантазировать о близком будущем. В вашем ремесле — не особенно приличном, однако и не противозаконном — вы занимаете не последнее место. Это, можно сказать, общеизвестно. А вот предположим… — она нехорошо сощурилась, — а вот предположим, что в один далеко не прекрасный для вас день среди ваших почтенных собратьев по ремеслу широко разойдется известие, что наша служба категорически скверно к вам настроена? Имеет на вас зуб? И намерена следить за вами неотступно, чтобы в конце концов на чем-нибудь да поймать? Как вы себя тогда будете чувствовать? Вы ведь прекрасно знаете, что прецеденты уже случались. Вокруг вас моментально образуется пустота. С вами не будут вести дел — чтобы не обратить наше неудовольствие против собственной персоны. У всякого есть грешки, на которые до поры до времени мы смотрим сквозь пальцы… до поры до времени! Вот и посмотрим, что вашим собратьям по ремеслу дороже — вы или своя собственная шкура. Как подсказывает житейский опыт, всегда выбирают второе… Помните Ксанфи-Попрыгунчика? А Умника Чили? Вы выпадете из ремесла, как пьяный из окна, любезный Сторри. А поскольку именно им вы столько лет зарабатываете на жизнь, трудно будет подыскать что-то другое — в особенности человеку, за которым тянется шлейф в виде нашей неприязни… Ну, скажите, что я не права…