Завороженные - Страница 41

Все остальное, что он видел вокруг, не особенно и увлекало. Прохожие как прохожие, проезжие как проезжие, молодые и старые, нахмуренные и веселые, разве что одеты непривычно. Вывески, уличные торговцы, богатые кавалькады, городские стражники в красных камзолах и начищенных шлемах — судя по тому, что они никуда не спешили, а прохаживались по улицам и площадям то поодиночке, то парами, бросая по сторонам характерные лениво-бдительные взгляды, это именно что-то вроде полиции. Полиции здесь, сразу видно, многовато — ничего удивительного, впрочем, учитывая пребывание в городе императора…

Улица неожиданно оборвалась, вернее, вывела на обширнейшую площадь, где самобеглых повозок не наблюдалось, были только конные и пешие. А посередине…

Он невольно придержал коня — зрелище оказалось внушительное, особенно для сибирского провинциала, каковым он еще оставался.

Посреди площади зеленел невысокий холм с плоской вершиной, окаймленный оградой из черно-красного полированного камня, а на вершине холма вздымался не менее чем на сорокасаженную высоту исполинский змей, тоже каменный на вид (камень светло-коричневого цвета с алыми прожилками, отполирован так, что должен сверкать в лучах полуденного солнца, даже сейчас, вечером отсвечивает ясными бликами). Свернувшийся кольцом змей вздымал верхнюю часть туловища подобно разъяренной кобре (виденной на картинке в каком-то журнале), его оскаленная пасть обилием вовсе не змеиных зубов напоминала скорее драконью, по бокам торчали уши наподобие причудливых китайских вееров, лоб украшен зубчатым гребнем, зеленые глаза (размером не менее чем с мельничный жернов) с удивительным мастерством выполнены так, что остается впечатление дикой мощи и свирепости. Очень похоже, что они неведомо каким техническим достижением подсвечены изнутри.

Элвиг ехала прямо к исполинскому изваянию, и поручик поневоле держался рядом. Змей нависал, подавлял, промелькнули совершенно детские страхи, что он может вдруг ожить и шевельнуться. Теперь, вблизи, можно рассмотреть, что он весь покрыт мириадами мастерски выгравированных чешуек величиной с человеческую ладонь. Неимоверное количество труда и нешуточного мастерства вложено…

Элвиг остановила коня. Прижала ладони к вискам и щекам, склонила голову с невероятно серьезным, оцепеневшим лицом, и ее губы беззвучно зашевелились. Молитва это или что-то другое, поручик не мог определить — но лицо у девушки — именно лицо человека, вставшего на молитву. Он подметил, что все, кто проходил или проезжал мимо, точно так же прикладывали ладони к вискам, склоняли голову и что-то про себя произносили с потупленными глазами — разве что одни едва замедляли шаг, а другие оставались в таком положении надолго. Савельев так и сидел в седле, держа поводья, но никто ему ни разу не попенял за нерадивость, разве что иные поглядывали явно неодобрительно. Что ж, особого фанатизма не наблюдается…

— Поедемте, — сказала Элвиг. Ее лицо вновь стало обыкновенным, без тени молитвенной отрешенности. — Сейчас мы приедем в трактир. Там должен быть человек… Я сама им займусь, поскольку вы ничего в наших делах не понимаете, но неплохо будет, если вы время от времени станете мне подыгрывать.

— Как именно? — деловито спросил поручик.

— Если он начнет запираться и вилять, а он непременно начнет, знаю я эту публику, — держитесь соответственно: смотрите на него угрожающе, так, словно собираетесь сию минуту уши отрезать, припугните карами… Мы с вами представляем тайную полицию его величества, а он… в общем, мы его допрашиваем.

— Чем мне его пугать? Тюрьмой?

«Не может же оказаться так, чтобы здесь не существовало тюрем, — подумал он. — Всякая человеческая цивилизация тюрьмы ретиво воздвигает…»

— Прекрасно, вы быстро ухватываете суть, — одобрительно кивнула Элвиг. — Тюрьмой, казнью, высылкой в дикие степи… Ну, и пыточных дел мастерами, конечно. Что вы так смотрите? У вас нет пыточных?

— Давно уже, — признался поручик. — Лет сто как отменили.

— Что за глупости! — покачала головой Элвиг. — Угораздило же вас до этакой слюнявой доброты опуститься…

Но развивать эту тему она, к счастью, не стала. Направила коня в боковую улочку, внимательно присматриваясь к табличкам с названиями и номерами домов.

Сразу видно было, что они покинули барские кварталы города и оказались в здешних предместьях, населенных сплошь народом, обязанным покрывать голову. Никак нельзя сказать, что вокруг простираются грязь, нищета, трущобы, но улицы, хотя и чистые, стали заметно уже, дома в несколько этажей отчего-то сразу напоминают питерские доходные, не видно ни одного особняка, а верховые с непокрытыми головами попадаются крайне редко, и вид у таковых откровенно потрепанный, наподобие отечественных прокутившихся помещиков. Повозки исключительно грузовые — впрочем, и управлявшие ими, и прохожие крайне предупредительно относятся к парочке благородных всадников, шарахаясь с дороги без понукания, останавливая свои постукивающие колесами экипажи.

— Сюда, — показала плеткой Элвиг.

Они подъехали к одноэтажному унылого вида зданию без всяких архитектурных украшений, напоминавшему, скорее, солдатскую казарму. Свисавшие с карниза трубы для стока дождевой воды местами проржавели, окна первого этажа раза в два побольше размером, чем окна второго, над дверью укреплена изрядно облупившаяся вывеска, которую поручик прочитал без всякого труда: «УЮТНЫЙ УГОЛОК». Если это не искомый трактир, то неизвестно, какими уж трактиры и бывают…